КНИГА РУФЬ
(Перевод Абрама Эфроса*)
Глава 1
Это было в дни, когда Судьи правительствовали, и голод был в стране: пошел тогда некий человек из Бет-лехема в Иудее искать себе пристанища среди пажитей Моава, — себе и своей жене, и своим двум сыновьям. А имя тому человеку: Элимелек-Богоподвластный, а имя жены его: Наоми-Любезная, а имя двух сыновей его: Махлон-Болезненный и Кильон-Недолговечный,—все эфратитяне из Бет-лехема в Иудее. Пришли они на пажити Моава, там и прижились. Но вот умер Элимолек-Богоподвластный, муж Наоми-Любезной, и осталась она с обоими сыновьями. Они же взяли себе в жены моавитянок: имя одной Орпа-Своевольная, имя другой Руфь-Верная; и прожили они там около десяти лет. Но умерли и они оба, Махлон-Болезненный и Кильон-Недолговечный, и осталась женщина одна, без обоих своих сыновей и без мужа.
Тогда она со снохами собралась и пошла с пажитей Моава назад, потому что на пажитях Моава она прослышали, что Яhвэ-Жизнедарец умилостивился над своим народом и уродил ему хлеба. И вот покинула она то место, в котором жила, и с нею обе ее снохи.
Но когда пошли они в путь, чтобы вернуться в землю Иудеи, Наоми-Любезная говорит обеим снохам: — Ступайте, — вернитесь каждая в материнский дом, и пусть будет к вам ласков Яhвэ-Жизнедарец, как вы были ласковы с умершими и со мной. Даст Яhвэ-Жизнедарец — еще обе вы найдете пристанище опять в доме мужа. И она поцеловала их. Но они подняли голос и заплакали, и сказали ей: — Нет, мы хотим с тобой вместе вернуться к твоему народу. Наоми же Любезная говорит: — Вернитесь, дочери мои, зачем вам со мной идти? Разве еще есть сыновья в моем чреве, которые могли бы стать вам мужьями? Вернитесь, дочери мои, ступайте назад, — стара я уже, чтобы снова стать мужнею. Ведь даже если бы и думала я: есть у меня надежда, и еще нынче же ночью буду я с мужем и рожу сыновей — то и тогда, разве могли бы вы ждать, пока они вырастут, и разве могли бы дотоле жить безмужними? — Нет, дочери мои, ибо очень я тревожусь за вас, так как тяготеет на мне рука Яhвэ! Тут подняли они опять голос и заплакали, но Орпа-Своевольная распрощалась со свекровью, Руфь же Верная так и осталась с ней.
А та опять и говорит:—Вот твоя невестка вернулась к своему народу и к своим богам, — пойди и ты следом за твоей невесткой! Но Руфь-Верная говорит: — Не понуждай меня оставить тебя и не идти за тобой...— Нет!
— Куда ты пойдешь, туда и я пойду,
Где ты будешь жить, там и я буду жить,
Твой народ есть мой народ,
И твой бог есть мой бог,
А где ты умрешь, там и я умру,
И буду лежать в могиле.
Пусть воздаст мне Яhвэ, и пусть усугубит Он,
Если не смерть одна меня разлучит с тобой!
Увидала та, что она упорствует продолжать путь вместе с ней, и перестала ее уговаривать. Так и шли они вдвоем, пока не добрались до Бет-лехема. Когда же вошли они в Бет-лехем, то зашумел весь народ вокруг них, и поднялся говор: — Неужели же это Наоми-Любезная?
Но сказала им Наоми-Любезная:
Не зовите меня Наоми-Любезная,
А зовите меня Мара-Горькая,
Ибо великую горесть Всемощный послал на меня.
Полною уходила в дорогу я,
Но пустой вернул Яhвэ меня.
Зачем же звать меня Наоми-Любезная,
Когда Яhвэ обратился против меня,
И Всемощный послал мне несчастье?
Так и вернулась Наоми-Любезная, и с нею Руфь-Верная, моавитянка, ее сноха, пришедшая с пажитей Моава, и пришли они в Бет-лехем в начале жатвы ячменя.
Глава 2
У Наоми же Любезной был родственник но мужу ее, человек многоимущественный, из рода Элимелека-Богоподвластного, а имя ему Боаз-Высокородный. Однажды говорит Руфь-Верная, моавитянка, Наоми-Любезной: — Пойду-ка я в поле, да посберу колосьев после кого-нибудь, в чьих глазах я найду милость. А та говорит ей: — Ступай, дочь моя.
И вот пошла она, пришла и принялась собирать на поле, следом за жнецами. И нечаянно случилось так, что участок поля принадлежал тому Боазу-Высокородному, который был из рода Элимелека-Богоподвластного. Боаз же Высокородный как раз пришел из Бет-лехема и говорит жнецам: — Яhвэ в помощь вам! А те ему в ответ: — Благослови и тебя Яhвэ-Жизнедарец!
Боаз же говорит своему слуге, присматривавшему за жнецами: — Чья это юница? А слуга, присматривавший за жнецами, говорит в ответ: — Эта юница — моавитянка, вернувшаяся с Наоми-Любезной с пажитей Моава; — она сказала: — Нельзя ли мне будет поднимать и собирать колосья следом за жнецами? Пришла же она и осталась с самого утра по сей час, и ни на минуту даже не отдохнула. Тогда сказал Боаз-Высокородный Руфи-Верной: — Вот что, дочь моя,— не ходи никуда на другое поле за сбором, отсюда не удаляйся, а оставайся здесь возле моих работниц; смотри в поле, —где они жнут, за ними следом и ходи. Я же отдал уже приказ моим слугам, чтобы они тебе не препятствовали. А как почувствуешь жажду, тогда иди к сосудам и пей оттуда же, откуда черпают мои слуги. Тут пала она ниц, поклонилась до земли и сказала ему: — Чем снискала я в твоих глазах милость, что ты так ласков со мной? Ведь я же чужеземка! И ответил Боаз-Высокородный и молвил ей так: — Сказывать сказывали мне про все, что ты сделала для твоей свекрови, после того как умер твой муж: и то, что оставила ты и отца, и мать, и родных, и то, что пошла ты к народу, тебе неведомому ни со вчерашнего, ни с третьего дня. Пусть Яhвэ-Жизнедарец воздаст тебе за твое поведение, и пусть полной мерой будет тебе награда от Яhвэ-Жизнедарца, Израилева Бога, под чьими крыльями пришла ты искать пристанища. И ответила она: — Я нашла милость в твоих глазах, мой господин, раз ты так утешил меня и так по сердцу говорил со своей служанкой, хотя даже ни одной из твоих служанок я не ровня.
В обеденный час опять говорит ей Боаз-Высокородный: — Иди сюда, ешь хлеб и макай в уксус твой кусок. Села она возле жнецов, а он подал ей сушеных зерен, так что не только она наелась досыта, но даже и осталось. Потом она поднялась, чтобы продолжать сбор, а Боаз-Высокородный наказал своим слугам следующее: — Пусть она подбирает даже между снопами, а вы ее не обижайте. И даже еще из снопов понадергайте для нее и оставьте, — пускай собирает, вы же и словом ее не троньте. Так и собирала она в поле до самого вечера; когда же намолотила она то, что собрала, то вышло около одной меры ячменя. Подняла она это, пошла в город, показала свекрови, сколько она понасбирала, выложила и отдала ей все, что осталось после того, как она насытилась. Свекровь же говорит ей: — Где это ты собирала сегодня, где работала? Будь он благословен, милостивец твой. Тогда рассказала она свекрови, у кого она работала, и промолвила:—Имя человека, у которого я сегодня работала, Боаз-Высокородный. А Наоми-Любезная и говорит снохе: — Благослови его Яhвэ-Жизнедарец за то, что он не оставил своей милостью ни живых, ни умерших. И еще говорит ей Наоми-Любезная: — Кровный нам человек-то, из наших родных! А Руфь-Верная, моавитянка, говорит: — То-то он мне сказал: оставайся возле слуг, которые принадлежат мне, пока они не кончат всей жатвы, что у меня есть. Наоми же Любезная отвечает Руфи-Верной, своей снохе: — Хорошо, дочь моя, что ты будешь выходить вместе с его служанками, этак никто не обидит тебя на чужом поле. Так и осталась она собирать со служанками Боаза-Высокородного, пока не кончилась жатва ячменя и жатва пшеницы, а после опять зажила со своей свекровью.
Глава 3
Однажды сказала ей Наоми-Любезная, ее свекровь: — Дочь моя, все-то ищу я тебе пристанища, чтобы было тебе хорошо. Так вот: Боаз-Высокородный, родственник наш, со служанками которого ты была — он, ведь, нынче ночью веет на гумне ячмень. Поэтому умойся, умастись, надень на себя, что понаряднее, да и спустись на гумно. Узнать же себя этому человеку ты не давай, доколе он не кончит есть и пить. А как ляжет он спать, — ты выведай то место, где он ляжет, и пойди туда, да и открой у него место у ног, да и ляг, а уж там он тебе скажет, как тебе быть. Та и говорит ей: — Как ты мне сказала, так я все и сделаю. И вот спустилась она на гумно, и сделала все, как наказывала ей свекровь. Между тем Боаз-Высокородный наелся, напился, и стало ему на сердце хорошо, и пошел он спать за скирду зерна. Она же тихонько подошла, открыла место у его ног и прилегла.
Вот о полночь вздрогнул человек: нагнулся,—видит, женщина прилегла к месту у его ног. Он и говорит: — Кто ты? А она говорит: — Руфь-Верная я, раба твоя, — простри покрывало твое над твоей рабой, ибо наиближний родственник ты,—бракообязанный мне! И говорит он: — Благослови тебя Яhвэ-Жизнедарец, дочь моя. Этот последний добрый твой поступок еще лучше, нежели и первый,— не пошла ты за людьми молодыми, ни за бедными, ни за богатыми. Так вот, дочь моя, не бойся, — как ты скажешь, так все тебе и сделаю, затем что у всех городских ворот люди знают, что женщина доблестная ты! Только вот: хотя, конечно, и правда, что я бракообязанный тебе, однако, есть еще более близкий бракообязанный, нежели я. Пережди эту ночь, а заутра будет так: если захочет он тебя взять — что делать, пусть берет, а ежели не захочет тебя взять — я за себя возьму тебя, как Яhвэ-Жизнедарец жив! Спи же до утра!
Так и проспала она у места у его ног до утра, а поднялась раньше, чем один человек может опознать другого, потому что он сказал так: не должно ни кому знать, что приходила женщина на гумно. Он и говорит ей: — Возьми-ка верхнюю одежду с себя и подержи ее. Стала она держать, а он отмерил ей шестерку ячменя, взвалил на нее, и пошла она в город. Вот пришла она к свекрови, а та говорит: — Ну как, дочь моя? Она и рассказала ей, как поступил с ней тот человек; и еще сказала: — Эту шестерку ячменя он мне дал, промолвив: не возвращаться же тебе ни с чем к твоей свекрови. И сказала та: — Оставайся здесь, дочь моя, пока не узнаешь, как все обернулось, потому что человек этот не успокоится, пока не окончит сегодня же этого дела.
Глава 4
Боаз же Высокородный поднялся к городским воротам и сел там. И вот как раз идет мимо тот самый наиближний родственник, о котором говорил Боаз-Высокородный. Он и говорит: — Зайди-ка, присядь здесь, имя рек. Тот зашел и присел. А он взял десять человек из городских старейшин и говорит: — Присядьте здесь. Сели и они. Он и говорит наиближнему родственнику: — Кусок поля, принадлежащий Элимелеку-Богоподвластному, родичу нашему, Нооми-Любезная, та, что вернулась с пажитей Моава, вынуждена продать. Вот я и подумал, что должен довести до твоего слуха такое слово: —соверши куплю в присутствии сидящих здесь и старейшин моего народа. Если хочешь выполнить долг наиближнего, то и будь наиближним; если же долга наиближнего выполнить не хочешь, то скажи мне, чтобы я был извещен, ибо кроме тебя нет никого, кто был бы к тому обязан, — а лишь один я после тебя. Тот и говорит: — я выполню долг наиближнего. Боаз же Высокородный говорит: — Раз ты покупаешь поле из рук Наоми-Любезной, тем самым и Руфь-Верную, моавитянку, оставшуюся после покойного, ты тоже покупаешь, дабы восстановить имя умершего в его уделе. А наиближний и говорит: — Не могу я выполнить долга наиближнего, иначе расстрою я свой удел. Сделай ты, как наиближний, то, что должен был бы по ближайшему родству сделать я, потому что я выполнить долга наиближнего не могу. А искони было у Израиля при родовом выкупе и обмене так: чтобы такое дело закрепить, снимал человек с себя башмак и давал его другому, — это и есть у Израиля сделка. Вот и говорит ближний родственник Боазу-Высокородному: — Покупай ты себе! и снял башмак. Тут говорит Боаз-Высокородный старейшинам и всему народу: — Вы свидетели нынче, что я откупаю у Наоми-Любезной все, что было у Элимелека-Богоподвластного, и все, что было у Кильона-Недолговечного и у Махлона-Болезненного. Но тем самым и Руфь-Верную, моавитянку, жену Кильона-Недолговечного, откупаю я себе в жены, чтобы восстановить имя умершего в его уделе, дабы имя умершего не искоренилось между его родичами и у ворот его родного города, — тому вы свидетели нынче! И весь народ, который был у городских ворот, и старейшины сказали: — Свидетели мы! Пусть Яhвэ-Жизнедарец уподобит жену, входящую в твой дом, Рахили и Лее, которые построили вдвоем дом Израиля; — величайся же среди Эфрата, да будет славно твое имя в Бетлехеме. А потомством, которое пошлет тебе Яhвэ-Жизнедарец от этой юницы, пусть уподобится твой дом дому Переса, которого Фамарь родила Иуде.
Так вот и взял Боаз-Высокородный Руфь-Верную, и стала она ему женой, и вошел он к ней, и Яhвэ-Жизнедарец послал ей беременность, и родила она сына. Тогда сказали женщины Наоми-Любезной: — Благословен Яhвэ-Жизнедарец, который не отказал тебе ныне в родимом внуке,— пусть повторяют имя его в Израиле, и пусть он будет тебе покоем души и благодетелем твоей старости, потому что ведь и родила его твоя сноха, которая так любит тебя, и которая лучше для тебя, нежели семь сыновей. Взяла тут Наоми-Любезная дитя и прижала к своей груди, и принялась его пестовать, а соседки и имя ему дали, говоря: — Сын родился у Наоми-Любезной, — и дали они ему имя: Овед-Опора. Это и есть отец Ишая, отца Давида.
[Родословная же Переса такова: Перес родил Хесрона, а Хесрон родил Рама, а Рам родил Аминадаба, а Аминадаб родил Нахшана, а Нахшан родил Салмона, а Салмон родил Боаза, а Боаз родил Оведа, а Овед родил Ишая, а Ишай родил Давида].
